Специально для юристов, адвокатов и предпринимателей LegalHub начинает серию профессиональных интервью с главами юридических департаментов крупнейших украинских предприятий, компаний, банков.

Первое интервью мы записали с директором департамента реструктуризации и взыскания Ощадбанка Арсеном Милютиным. Милютин возглавляет в Ощадбанке борьбу с задолжавшими кредиторами.

О том, почему у одного из крупнейших украинских банков плохой кредитный портфель, законно ли использовать коллекторов при выбивании долгов и как НБУ влияет на работу банков читайте в нашем материале.

—Госбанки один из основных источников проблемных кредитов в стране. Как вы пытаетесь разрулить эту проблему?

А.М: В целом по системе 60-65% кредитов банков – проблемные. И основное давление в этих процентах – это проблемный портфель госбанков. «Ощадбанк» за последние 5-6 лет предпринимал неимоверные усилия для уменьшения этого портфеля. Наши результаты отмечены многими организациями: Национальным банком Украины, Министерством финансов, международными партнерами.

В «Ощадбанке» мы достаточно эффективно работаем с портфелем проблемной задолженности. Я являюсь директором департамента проблемой задолженности (департамент реструктуризации долгов и взысканий — ред.). Понятно, что, возможно, не так быстро, как у частных банков, но очистка идет. Тут надо взвешивать на те ограничения, которые имеют госбанки по инструментарию.

Мы достаточно ограничены в возможностях. В последние годы, для очистки портфеля мы в основном использовали закон о финансовой реструктуризации. Из того, что можно было реструктуризировать, был реструктуризован практически весь портфель.

Потому что не все бизнесы, которые есть в проблемном портфеле, все еще существуют. Из тех, которые существуют и которые были к этому готовы, там миллиардов 45, мы реструктуризировали по закону о финреструктуризации или иначе. Остался один или два клиента. Недавно закончили последнюю очень крупную реструктуризацию. Это самая крупная сделка на рынке Украины по реструктуризации.

— Если говорить о кредитах, которые до сих пор не возвращены, как они вообще возникли?

А.М: Первый источник проблем – это Крым. Второй блок – зона АТО. Там тоже было много бизнеса, который кредитовался. Это практически безвозвратные потери. Третий блок – это те бизнесы, которые не выдержали тех экономических потрясений, произошедших в 2014-2015 годах, резкая девальвация и так далее. Еще и изменения шли на товарных рынках. Например, падали цены в металлургии на мировых рынках, на масло подсолнечное падали цены.

Часть портфеля в судах находится уже много лет. Они в значительной мере просужены. Значительная часть компаний просто обанкротились, в состоянии ликвидации. Взыскали залоги, которые мы могли взыскать. Еще остается в судах существенная часть активов из-за того, что процедуры судебные не настолько быстрые, насколько хотелось бы. То есть вязнем в процедурах. Банк на это сильно повлиять не может, кроме как тщательно относиться к своим задачам. Тем не менее, взыскали мы очень много, получили на руки исполнительных документов очень много. Суммы исполнительных документов измеряются десятками миллиардами гривен. Понятно, что взыскать физически так много не сможем. Тем не менее, это второе направление работы с проблемными долгами — судебное, в котором мы тоже очень успешны.

В «Ощадбанке» есть направление розничного бизнеса, малого и среднего, которые сейчас активно развиваются. Но там новый портфель после 2014 года достаточно здоровый. Уровень проблемных активов там незначительный. А старые проблемные активы в этой зоне, то есть розница и малый бизнес, там такая же примерно ситуация, как и с большим корпоративным бизнесом. Идет взыскание в основном через судебные процедуры. Тоже получено огромное количество судебных решений.

Также мы запустили процедуру, которая раньше не была в «Ощадбанке», — это софт-коллекшн (звонки-напоминания — ред.).

А из того инструментария, которого у нас не было, что препятствовало достаточно быстрой очистке баланса, и то, что использовали активно коммерческие банки — они просто продавали свои портфели с дисконтами. И поэтому, в частных банках такой проблематики практически нет. Они просто продали все с дисконтом. Либо вариант второй — они списали с баланса, и таким образом очистили свои балансы. Такого инструмента у госбанков не было, поэтому система все еще показывает большую долю проблемы.

Где-то в конце апреля этого года Кабинет министров принял постановление, в котором разрешил использовать эти оба инструмента более активно. Продаж с дисконтом в госбанках вообще не было, а списание было незначительным. В соответствии с этим постановлением 281-м, мы можем и продавать активы с дисконтом, а также есть инструктивные направления о том, как быстрее списывать. Поэтому мы ускорили списание, списали летом очень большие задолженности по крымским активам. А продажу пока мы еще не начали, но готовимся к первым.

Мы знаем, что рынок на нас смотрит. Среди госбанков все смотрят, когда «Ощад» первый продаст. Мы готовимся к этим продажам. Нужно определить внутреннюю методологию, поработать с рынком, понять кому продавать. Наша задача —максимизировать тот доход, который мы можем получить от имеющегося этого портфеля.

— Насколько нынешнее законодательство позволяет решать проблему возврата долга?

А.М:  Мы были очень удовлетворены тем, что в начале 2019 года был принят закон о защите прав кредиторов, в котором было устранено много юридических рисков для кредиторов. Часть законодательства была вычищена.

Мы очень удовлетворены тем, что были видоизменены процедуры о банкротстве. Банк, как правило, — залоговый кредитор. Более защищен в банкротствах теперь лучше чем раньше. Это плюсы. Минусы. Скорость процедур в банкротствах, она низка. В обычных процессах она более или менее удовлетворительная, если мы говорим о хозяйственной ветви. Если мы говорим о гражданской ветви судов, то там скорость рассмотрения медленная. Это ситуация по взысканиям.

Из крупных минусов на данный момент — в начале этого года Большая палата Верховного Суда заняла окончательную позицию, что начисление процентов после отзыва кредита является незаконным. Мы считаем, что это удар по всем банкам. Мы не понимаем, почему такая позиция.

Проанализировав решение, мы не понимаем. Поэтому мы были вынуждены подать жалобу в Конституционный суд, и КСУ будет этот вопрос рассматривать. Мы не считаем, что после отзыва кредита должника, который недобросовестно платил кредит, банк не имеет права начислять проценты, установленные этим договором. Это сильный удар по банковской системе. И пока мы не понимаем, к чему это приведет.
Кстати, это не только удар по банковской системе, это вообще в целом — по рынку кредитования. Я так понимаю, что банки будут вынуждены менять договорную базу свою, чтобы приспособиться к этой новой ситуации. Но понятно, что по всем кредитам, которые в проблемной зоне, которые уже в судах, — там же невозможно ничего поменять в договорной базе. Раньше практика была иной. И вот это изменение практики радикальным образом ударило по системе. Для нас это минус серьезный.

Еще из того, с чем мы столкнулись, — это снова Антимонопольный комитет начал рассматривать вопрос об обращении взыскания на залоги. Этот вопрос поднимался года 2-3 назад и затих, а сейчас опять Антимонопольный комитет поднял вопрос о том, что обращение взыскания на залог (речь о крупных залогах, каких-то заводах и так далее — ред.), это концентрация, которая требует предварительного согласия АМКУ. Мы понимаем так, что это серьезный удар по процессу взыскания, который явно не должен зависеть от согласия либо несогласия Антимонопольного комитета. Это, в какой-то мере, удар по кредитованию.

Если банк выдает кредит, понимая, что ему дают качественный залог в виде какого-то предприятия (обычно выдаются кредитные линии под какой-то инвестиционный проект — ред.) то, разумеется, банк рассчитывает на то, что если не будут выполняться условия, он может взыскать качественный залог и продать его, и компенсировать свой кредит.

А если Антимонопольный комитет все-таки будет настаивать на своей позиции, то получится, что чуть ли не на этапе выдачи кредита банк должен согласовывать выдачу кредита с АМКУ. Потому что иначе он окажется перед какой-то неизвестностью, имеет ли право он взыскать и забрать залог. Сейчас будем работать с АМКУ в этом направлении, убеждать их, что защита банками своих прав не подпадает под регулирование Комитета. Возможно, даже придется обращаться к законодателям, чтобы закон уточнили, если есть такое понимание закона сейчас у Антимонопольного комитета.

— Как вы оцениваете сегодняшнюю деятельность Нацбанка?

А.М: В Национальном банке существует совет финансовой стабильности, там есть комитет по проблемным активам. В банке находится куратор Национального банка постоянно. Мы постоянно коммуницируем по вопросам утверждения крупных финансовых реструктуризаций с Национальным банком.

В целом коммуникация с НБУ меня вполне устраивает, она очень конструктивная, достаточно оперативная. Помощь, которую они в силах нам оказать, они оказывают. Поэтому сотрудничество с Национальным банком по линии проблемной задолженности нас устраивает.

— Вы обмолвились, что используете коллекторов для решения своих проблем. Насколько, по-вашему, корректно в принципе использовать такие инструменты?

А.М: Однозначно я считаю, что это один из наиболее эффективных инструментов для работы в сегменте малой задолженности. Для этого используется такой инструмент как система напоминаний или коллекторская деятельность (софт-коллекшн — ред.).

Мы привлекаем на рынке компании, которые занимаются такой деятельностью, они очень уважаемые, с хорошей репутацией. И занимаются они тем, что просят, напоминают, подталкивают, стимулируют, уговаривают вернуть долг. Это пробуждает желание все-таки рассчитаться по этим долгам. Этот инструмент показывает большую эффективность, сопоставимую даже с судами, а иногда и превышающую судебную работу.

Это однозначно нужно, это везде есть, во всем мире это есть. По моему глубокому убеждению, если это не переходит за грань разумного, то такая деятельность крайне полезна. Мы контролируем, чтобы работа компаний была в пределах закона, чтобы коллекторы использовали корректные механизмы. Я призываю каждого стать на позицию кредитора и представить себе, что он дал займ своему коллеге 300 гривен и долго не может получить их обратно. Неужели он не захочет, хотя бы несколько раз, напомнить должнику об этом долге?

— Но, ведь законодательно коллекторская деятельности не урегулирована…

Нет никаких признаков незаконности такой деятельности. Если коллекторская компания звонит должнику и говорит: «Иван Иванович, у вас есть задолженность 500 гривен перед Ощадбанком. Пожалуйста, сообщите, когда вы будете ее возвращать». Что здесь незаконного?

— Подождите, но ведь коллекторы часто звонят знакомым должника. Это вообще законно?

А.М: Сказать, что такой звонок незаконен мы не можем. Есть звонок человеку о том, что его коллега не заплатил долг. Это может вызывать дискомфорт. Я понимаю, что на уровне законодательства этот момент можно урегулировать. Является ли это вмешательством в частную жизнь третьего лица, сейчас не могу сказать. В законе запрета нет, поэтому сказать, что эта деятельность незаконная, мы не можем.

Мне пока неизвестна судебная практика Верховного Суда, которая бы подтверждала, что это вмешательство в частную жизнь. Поэтому пока мы исходим из того, что эта деятельность разрешенная. То, что ее надо отрегулировать, и то, что могут быть где-то перегибы, то сложно с этим спорить.

Я слышал про ситуации, не в случае Ощадбанка, когда есть перегибы. Я так понимаю, что законопроект, который урегулирует это, есть. Главное, чтобы эта регуляция не привела к тому, чтобы просто уничтожить этот инструмент. Потому что последствия будут следующие.

Как только этот инструмент будет уничтожен, банки не смогут через него собирать долги. Это приведет к тому, что банк либо не будет выдавать малые кредиты или же будет увеличивать процентную ставку.

Это легче объяснить на примере. Предположим, сто человек взяли кредиты по тысяче гривен. Из них, два человека тысячу не вернули. Один заплатил после звонка коллектора, а второй не заплатил и пожаловался, что ему звонят. Если запретить банкам нанимать коллекторов и напоминать, то не вернули бы оба. Наши умозрительные сто клиентов теперь понимают, что их никто не тревожит, им никто не звонит, количество недобросовестных в таком случае может превысить двух человек.

То есть увеличится доля проблемного портфеля банка. Кто же заплатит за этот проблемный портфель? Поскольку чудес не бывает, то банк встанет перед выбором: либо вообще прекратить давать маленькие кредиты, либо компенсировать свои потери, в том числе из-за ожидания, за счет повышения процентной ставки. Иными словами, заплатит за этот проблемный портфель не банк, а заплатят оставшиеся добросовестные заемщики. А как они заплатят? Тем, что ставка будет выше, которая покроет долги тех, кто их не платит и выражает недовольство телефонными звонками. То есть, добросовестные граждане, которых подавляющее большинство и которые возвращают свои долги, заплатят за недобросовестных.

Это неизбежное следствие сильной регуляции этого механизма. Если законодатель будет это делать, то должен быть здравый баланс. Это очень важно. Потому что просто убить рынок – это убить малое кредитование в какой-то мере. Или еще больше вырастут ставки.

---